Название: Bar "Paradise"
Автор: i_am_liar
Бета: Jay
Фандом: DBSK
Пейринг: ЮСу
Рейтинг: R
Жанр: romance
Саммари: Если они созданы друг для друга, то они встретятся в любой из параллельных вселенных. В аду или раю. В старом полуподвальном баре, или в новомодном лаундж-местечке для богемы. А бармен, всегда примет их в свои объятья и нальет идеальный напиток для идеальной встречи.
Предупреждение: Этот фик, как доказательство, что в какой бы вселенной они не жили, они бы обязательно встретились.
От автора: Этот фик не сиквел, не приквел, но очень связан с фанфиком "Бар "Девять кругов ада""



читать дальше


Сеул был невероятно красив по утрам. Особенно в такое утро, как это. Джунсу ехал в автобусе, сидя у окна и наблюдая, как солнце играет с желтыми, красными и оранжевыми листьями, подсказывая ветру, что их нужно скорее сдуть с веток. Это солнце уже совсем не грело, но все еще немного согревало сердце перед долгой и непредсказуемой зимой. Так и Джунсу не знал, что делать в этом городе, который за пару лет отсутствия стал ему чужим. Проведя три года в Чехии, привыкнув к европейской размеренности и плоским шуткам, парень больше не знал, кто он здесь. Но это так приятно - ехать утром в автобусе, слушая разговоры на привычном корейском языке.

Джунсу вышел на остановке, вдохнул воздух полной грудью и мягко зашагал по брусчатке. На часах было всего семь утра, хмельная молодежь неторопливо выходила из клубов, ловила такси или влезала в автобусы, направляясь домой, чтобы забыться пьяным сном. Джунсу их жалел, потому что сейчас видел так много вокруг себя. Где-то там, в Европе, он подающий надежды молодой фотограф, а здесь - ни имени, ни репутации, и нужно начинать все сначала. Парень и сам не понимал, для чего вернулся, но, бродя по улицам, он не жалел об этом. Погрузившись в работу, он забыл о том, как приятно просто делать снимки, о том, какое это дарит удовольствие, и что совсем не обязательно искать покупателей. Он больше не хотел продавать фотографии. Он больше не хотел продавать себя.

Пробродив целый день по городу, Джунсу присел на скамейку и открыл запотевшую бутылочку с банановым молоком. Время было еще не такое позднее, едва ли перевалило за 6 вечера, но парень действительно устал. Он гулял с самого утра, сделал кучу фотографий, но пока так и не придумал, чем он хочет заниматься в этом городе.

Солнце медленно садилось, наполняя небо теплыми цветами. Джунсу не удержался, достал камеру и сделал еще пару снимков. Медленно загорались фонари на улицах, хозяева включали витрины своих маленьких магазинчиков. Но внезапно внимание Джунсу привлекла вывеска, которая мигала и никак не хотела загораться. Через пару минут под ней открылась дверь, и оттуда выбежал высокий худой молодой человек. Он взглянул вверх, сложил руки рупором и крикнул что-то, потом хлопнул в ладоши - и вывеска загорелась.

Мягкое белое свечение перебивало все остальное освещение вокруг, так и зазывая к себе: Bar Paradise. Джунсу взглянул на часы. Наблюдая за городом, он не заметил, как время неумолимо приблизилось к восьми. Вздохнув, он закинул сумку на плечо, выбросил пустую бутылочку в урну и отправился искать пешеходный переход и автобусную остановку.

Джунсу переходил улицы одну за другой, спрашивал у прохожих, где ближайшая остановка, но все раз за разом указывали в разные направления. Парень шел и шел, пока вновь не увидел приятный свет вывески бара. Незаметно улыбнувшись своим мыслям, он вспомнил – от судьбы не уйдешь. Поэтому решил заглянуть в этот бар. Длинный коридор привел Джунсу к лифту. Он хмыкнул: обычно бары находятся на нижних этажах, а тут ни единой двери и только лишь один лифт. Вызвав его нажатием кнопки, Джунсу ждал. Достав телефон из кармана, он удивился, потому что связи совсем не было, а как только парень зашел в лифт, аппарат вообще моргнул и погас, как если бы села батарея. Но, не придав этому никакого значения, он нажал единственную кнопку в лифте – Up.

- Вверх так вверх, - сказал парень, поднимаясь. Но внезапно свет моргнул и лифт встал. Еще через пару секунд кабину тряхнуло, и стало совершенно темно. Только лишь буквы Up горели голубым светом, отражаясь от зеркал на стенах. Джунсу застучал по дверям:

- Эй! Тут кто-нибудь есть? Я в лифте застрял! Помогите! Ау! – прислушиваясь к звукам, он ощущал только липкую, густую тишину. Тошнота подкатывала к горлу, у Джунсу началась паническая атака. Клаустрофобия вновь дала о себе знать спустя несколько лет затишья. Когда стены начали сужаться, парень попятился, глубоко вдыхая и пытаясь сдержать себя и успокоить. Сотни отражений слова Up впечатались в мозг Джунсу. Внезапно лифт снова тряхнуло, и он опять начал подниматься, хотя свет так и не включился. Up погасло, а вместо него загорелось другое: Prudence (Благоразумие). Почему-то это слово не отразилось в зеркалах, но оно горело так ярко, что у Джунсу заболели глаза и он зажмурился. Впрочем, даже так он продолжал видеть надпись. Он чувствовал, как футболка прилипла к телу. Лифт снова погрузился в темноту, продолжая свое движение вверх. Парень открыл глаза, пытаясь трясущимися руками нашарить в сумке мобильник, но неожиданно высветилось другое слово: Justice (Справедливость).

- Какая нахер справедливость? Я тут сейчас сдохну, никто и не заметит. Черт, не надо было идти сюда. Нет вашей хваленой справедливости.
Лифт плавно ехал дальше, снова сменив слово: Temperance (Умеренность).

- Что за черт? Это что, добродетели? Господи, у кого ж ума-то на это хватило? – прохрипел Джунсу. Внезапно он нашел в сумке сотовый и достал его. Зажав кнопку включения, с надеждой уставился в экран. Тот загорелся, отобразилась заставка, но, пиликнув, снова вырубился. Джунсу чертыхнулся и швырнул трубку куда-то, где он брякнулся с металлическим звуком. – Ну давай же, лифт! По сути, осталась всего одна добродетель. Давай же!

И лифт, будто бы услышав просьбу, снова сменил слово – Fortitude (Мужество).

- Господи, вы издеваетесь. Мужественность? Да я удивляюсь, как только еще в штаны не наложил. Черт, ну давай же. Давай! – Джунсу пододвинувшись к дверям, вновь начал громко стучать в них, но ответом снова была тишина.

Внезапно лифт остановился.

- Приехали? – с надеждой прошептал Джунсу, задыхаясь уже на грани обморока. Прошла минута, затем еще одна, но лифт продолжал стоять. Внезапно панель с кнопками снова погасла, но в следующее мгновенье на зеркале отобразилась надпись:

4 добродетели позволили Роланду, Давиду, Ансельму и Куннице
Вознестись в рай и занять свое место в любом из небес,
Но был ли ты достаточно благоразумен, умерен в своих желаниях и прихотях?
Справедлив ли ты к другим и хватит ли у тебя мужественности, чтобы не отказаться от себя?
Если ты обманешь не нас, но себя, то мы низвергнем тебя в чистилище,
Но сейчас - добро пожаловать в рай!

Лифт тренькнул и открыл двери. Как только свет попал в кабину, Джунсу вырубился.


_*_*_*_*_*_*_


- Эй, чувак, ну очнись же ты, - кто-то тряс Джунсу за плечо. Затем стало мокро оттого, что кто-то обрызгал его холодной водой. Только после этого парень смог, наконец, открыть глаза. Перед ним было испуганное лицо молодого человека. – Эй, чуваак, с тобой все в порядке? Ты чего в лифте-то вырубился? Я тебя еле вытащил оттуда, тяжелый, как мешок с… Ну да ладно. Очнулся - и то хорошо, – закончил парень, отходя куда-то из поля зрения.

Джунсу сел и огляделся. Он находился в маленьком подсобном помещении, на диванчике. Парень встал и взглянул в висящее на стене зеркало – бледный, лохматый, с испуганными глазами. Повертев головой, он нашел свою сумку, проверил, на месте ли фотоаппарат, посмотрел на работающий мобильник и удивился.

- Что за нахер? – на ватных ногах Джунсу открыл дверь подсобки и сощурился от яркого света. – Ну едрить.

- О, так быстро пришел в себя? Чувак, ты чего в обморок-то упал в лифте? – проговорил парень, вытирающий стаканы, в котором Джунсу узнал того дылду, что спустился на улицу, когда вывеска отказывалась работать.

- У вас какой-то дьявольский бар. Честное слово.

- Хахахах, да нет, тебе показалось. Дьявольский мы прикрыли и переехали сюда, - рассмеялся парень за барной стойкой. - Сменили концепцию.

Джунсу посмотрел на бейджик на груди бармена: Чанмин.

- Что значит "сменили концепцию"?

- Ну, у меня довольно-таки странный начальник. Первый наш бар был в Хондэ, он назывался "Девять кругов ада", странное местечко было, скажу я тебе. Сначала он вообще удумал знаешь что? – довольно улыбался Чанмин, глядя на Джунсу.

- Что?

- У нас была система комнат и коридоров с дверями. И над каждой были написаны круги ада, ну там похоть, страсть, чревоугодие. Человеческие пороки, в общем. Но посетители путались в этих коридорах, двоих даже в больницу увезли как-то. Потом мы сделали другой вход и еще два года проработали относительно стабильно. Но помещение полуподвальное: темно, сыро, мрачно, вечно странный народ собирался. Правда, раз в неделю у нас очень крутой певец выступал. Но он пел только далеко за полночь, когда народу уже не было. А потом он решил вернуться на большую сцену, и поэтому перестал к нам приходить. Однажды еще был случай: каким-то странным образом у нас парень там один заблудился в тех коридорах, хотя тот вход мы закрыли. Странная была тогда ночь, до сих пор помню. Ему еще по ходу наш певец понравился, но фиг знает, что у них там вышло, нашел ли он его. Так вот, мы решили сменить концепцию и переехать. А у меня начальник прется по «Божественной комедии» Данте, не читал? – Джунсу отрицательно покачал головой. - Ну там ад, рай, чистилище, прочая фигня.

- А, ну что-то припоминаю, неужели настолько заморочен?

- Да не то, слово. Помешан. Вот и решил арендовать это странное здание, где свободен лишь четвертый этаж, но зато с отдельным входом и лифтом.

- Господи, не напоминай мне о вашем лифте.

- Да, я уже понял, что ты впечатлен. Все-таки скажу ему, чтобы не выпендривался и сделал обычный свет, а то все эти штучки с включением-выключением света и финальной фразой...

- И эти ваше добродетели.

- Что? Добро… что?

- Ну добродетели: благоразумие, справедливость, умеренность и мужественность. Они, видимо, высвечиваются на каждом этаже.

- Чего? Нет там такого, – нахмурился Чанмин. - Там одна кнопка Up и в конце - да, про добродетели вроде, но о них вообще ничего не упоминается.

- Ну бля… Ну ваще, налей мне самое крепкое, что у тебя есть, - вдруг поддавшись порыву, выпалил Джунсу. – Ой, что это я? Ну, в общем, да, можно мне выпить?

- Где-то я уже это слышал, - почесал голову Чанмин - и присел к нижним шкафам за посудой. - Но хрена с два я налью ему абсент, после того случая я психам абсент не наливаю.

- Чего ты там бормочешь? – Джунсу перегнулся через деревянную длинную стойку, разглядывая, чем там занимается бармен.

- Эй-эй, то, что мы тут с тобой так задушевно болтаем, не дает тебе права совать свой нос куда не надо. Так что сиди и жди, пока я налью тебе чего-нибудь.

Джунсу поудобнее устроился на стуле и достал из сумки камеру. Он пересмотрел фотографии, но подумав, что все равно дома на компьютере косяки будут виднее, решил все убрать и оглядеться. Крутанувшись на высоком табурете, Джунсу только сейчас обратил внимание на то, каким красивым был бар, и что не зря владелец выбрал это место.

Светло-бежевые стены имебель в тон: мягкие невысокие диваны, столики на кованых ножках и состаренные деревянные столешницы, выкрашенные белой краской. Также в центре стояли столики повыше, а рядом с ними - красивые стулья с обивкой из шелка. На другой стороне просторного помещения было небольшое возвышение, которое, скорее всего, выступало в роли сцены, сейчас там стоял рояль в чехле. Стойка, за которой сидел Джунсу, очевидно, когда-то была выкрашена морилкой, но, видимо, ее перевезли из старого бара, и, чтобы вписать в интерьер, выкрасили в белый цвет. Но краска уже слегка облупилась, и в трещинах было видно темное дерево. Проведя пальцами по стойке, парень почувствовал старинный деревянный массив. Но главным достоинством этого помещения были французские окна с легкими шифоновыми занавесками: они заменяли собой две стены, а по ту сторону был вечерний Сеул. Восхитительно чувство окутывало при взгляде на догорающее солнце: как будто в первом ряду, хотя это была всего лишь барная стойка. И хотя бар находился всего лишь на четвертом этаже, само здание стояло на холме, и поэтому вид на город был действительно волшебным. Рука Джунсу дернулась к камере, но сначала он вопросительно посмотрел на Чанмина:

- Можно я тут поснимаю? Красивое место. Как я сразу не заметил?

- Может, потому что ты в отключке был, когда я волочил тебя по этому красивому месту, – язвительно ответил бармен. – Да ладно, снимай на здоровье, пока народу нет.

- А кстати, почему народу нет?

- Да я бар еще не открыл, он работает с 10. И помнишь, я про певца рассказывал?

- Ага.

- Ну, вместо него шеф где-то откопал невероятного пианиста. Он так играет… В общем, когда на него посмотришь, никогда не подумаешь, что он так играет. А вот и он, - сказал Чанмин, поднимаясь из-за стойки и ставя перед Джунсу чистую стопку. А сам потянулся к пыльной бутылке с зеленоватой жидкостью.

- Мин, я бы на твоем месте не стал наливать эту дрянь, иначе будешь сам клиента откачивать, - не здороваясь, сказал только что вошедший парень.

- А че такое-то? Когда меня в последний раз просили налить самое крепкое, что у меня есть, я и налил абсента. Правда, тогда парень вырубился прям на стуле. Но он и до этого уже был в кондиции, - пожал плечами бармен.

- Ой-ой, я не хочу, чтобы меня отсюда унесли. Я хочу сам уйти, - всполошился Джунсу. – Я буду кофе, можно? С коньяком?

- Только если ты не против кофе, сваренного в турке, так как у нас все-таки бар, а не кофейня, и редко кто тут кофе заказывает.

- С удовольствием, - улыбнулся Джунсу. – А то я как-то передумал насчет самого крепкого, это все ваш лифт.

- Лифт, - буркнул себе под нос пианист и ухмыльнулся, а Чанмин, убрав стопку, скрылся в подсобке.

Джунсу уперся щеками в руки, делая вид, что рассматривает бутылки в шкафчике, но на самом деле он не мог оторвать взгляда от парня, который сейчас ходил кругами вокруг фортепиано, не решаясь его расчехлить. Джунсу никак не мог поверить в то, что вот такой вот парень может быть талантливым пианистом. Нет, он, конечно, слышал, что иногда творческие люди настолько глубоко погружены в свое искусство, что забывают есть, пить, и все остальное. Но этот же на людях выступает. А выглядел он, мягко говоря, не очень: черные как смоль волосы были собраны на затылке в узел, несколько прядок выбились из пучка и постоянно лезли в глаза. Под глазами темные круги, губы все потрескались, недельная неаккуратная щетина. Серый свитер с вытянутыми рукавами и пузырями на локтях. Из-под кофты торчала футболка, доходившая почти до колена, и жутко узкие джинсы с огромными дырками на коленях. Старые рваные белые конверсы выглядели не лучше, чем их владелец, грозясь потерять подошвы прямо здесь и сейчас.

- Ты долго будешь пялиться на меня? – Джунсу вздрогнул и наткнулся на хитрый прищур карих глаз, которые в упор смотрели на него.

- Ну, просто ты не похож на талантливого пианиста, - выказал свое недовольство фотограф.

- А много ли ты их повидал, пианистов-то, еще и талантливых, - парень продолжал ухмыляться.

- Немало, и ни разу не видел таких, ты как будто из месячного запоя вышел.

- Ну, почти так, - парень наконец отошел от инструмента, подошел к стойке и сел рядом с Джунсу.- Мин, мне тоже кофе!

- Ну едрить, Ючон, ты не мог раньше сказать? Чтоб тебя, тоже с коньяком? – послышался голос бармена из подсобки.

- Не, я же непьющий –Ючон поиграл бровями, глядя на Джунсу. – И мне сегодня играть еще.

- Непьющий он, тоже мне, – проворчал Мин, отодвигая локтем занавеску и выходя к стойке. - Как говорится, редко, но метко. Ты вспомни, когда тебя твой Джеджун бросил, что было?

- Мин, заткнись, а? – вспылил Ючон, но Джунсу предпочел пропустить эту перепалку мимо ушей и протянул ладонь пианисту.

- Ючон, значит? А я Джунсу, – пианист недоверчиво посмотрел на протянутую руку, слегка наклонив голову, но протянул свою в ответ. В тот самый момент, когда их ладони соприкоснулись,
фотографу показалось, что его сердце остановилось. Он смотрел на руку Ючона в своей, чувствовал ее тепло, а подняв глаза на пианиста, понял, что он ничего не знает об этом парне и, кажется, очень поспешил с выводами. Несмотря на обшарпанность парня, руки Ючона были идеальны: светлая кожа, длинные красивые пальцы с массивным кольцом, на котором было какое-то слово, но Джунсу было видно только «In….», аккуратные ногти.

- Дырку протрешь, - улыбался Ючон, но улыбка больше не была ехидной, скорее дружелюбной. Джунсу потупил взгляд и пробурчал.

- Кольцо красивое, но я не вижу всю надпись. Что там?

- Independent – независимый. Я всегда был таким, будучи ребенком, и сейчас, будучи композитором.

- Так ты еще и композитор?

- Ну типа того. И то, что ты назвал «из месячного запоя», называется творческий процесс. А ты чем занимаешься?

- Я? Пока не знаю. Ничем.

- В смысле? Как это ничем? А на что ты живешь? Что ты делаешь целыми днями? – вклинился в разговор Чанмин.

- Ну, я только вчера вернулся из Европы, там был подающим большие надежды фотографом. Но теперь не хочу заниматься этим за деньги. Я будто бы себя продаю, как… Ой, – смутился парень, прикрывая ладонью рот. - Ну, вы поняли.

Внезапно тренькнул лифт, и у Джунсу от этого звука побежали мурашки по коже. В бар вошли две девушки и парень и, заняв диванчик у окна, позвали Чанмина, чтобы сделать заказ. Через 20 минут бар наполнился людьми, разговорами, тихой музыкой из динамиков. Ючон улыбнулся одними глазами и протянул ладонь для рукопожатия.

- Ну что ж, Джунсу, было приятно познакомится. Но теперь мне бы надо слегка переодеться и расчехлить фортепиано.

Фотограф мягко пожал протянутую руку и с надеждой в глазах спросил:

- Может, я могу чем-то помочь? Давай я уберу чехол?

- Да нет, это как ритуал. Я сам. Пока!

Попрощавшись, Ючон отошел к инструменту и начал аккуратно расстегивать замки, будто бы снимая одежду с девушки, трепетно и нежно.

Джунсу все еще не мог оторвать от него взгляда. Не удержавшись, он достал фотоаппарат и, выкрутив приближение на всю мощь, начал снимать красивые пальцы, взъерошенные волосы и потрескавшиеся губы, находя в этом невероятно притягательность, а не неотесанность, как раньше.

Красивое белое фортепиано пока еще находилось в тени, но Ючон смотрел на него, забыв обо всех зрителях, которые наблюдали за ним. Довольно улыбнувшись, он скрылся в подсобке.

Фотограф продолжал сидеть за барной стойкой, воспроизводя в воображении все мягкие движения пианиста.

- Тебе еще чего-нибудь налить? – спросил внезапно появившийся Чанмин.

- Чай будет так же трудно приготовить, как и кофе? – спросил Джунсу

- Да нет, это пара минут, - сказал бармен, и через 2 минуты перед фотографом стояла чашка с крепко заваренным чаем. На блюдце лежали два кусочка сахара и долька лимона. Прикрыв глаза, парень глубоко вдохнул запах, но через мгновенье вновь открыл их. Свет в баре был уже приглушен, и только фортепиано было достаточно хорошо освещено. За ним сидел парень, в котором Джунсу не сразу узнал уже знакомого ему Ючона. Пианист сменил лишь верх, вместо свитера и длинной футболки теперь была белая, идеально выглаженная рубашка и черный жилет от костюма тройки. Волосы парень распустил, и теперь кудрявые локоны обрамляли лицо. И если смотреть в профиль, то не было видно опухших глаз и щетины. На нем были все те же узкие джинсы и драные кеды, но вряд ли на это кто-то обратил внимание, когда Ючон опустил пальцы на клавиши.



Ючон не представился, он не кланялся и не улыбался. Просто играл, окунаясь в мир, созданный им самим, показывая эту вселенную своим слушателям. Джунсу будто бы снова оказался в объятьях старой Праги, которая путала его своими узкими улочками, зазывая в старинные кофейни. Фотограф вспоминал свою первую осень там: она была так похожа на эту, с красными листьями, солнцем и прогулками, но там все было таким чужим, а эта мелодия как будто бы всегда была в нем. Как будто мотив из шкатулки, которую он нашел когда-то давно. Джунсу уже хотел было слезть со стула, подойти к фортепиано и сесть рядышком с пианистом, но Чанмин - видимо, предугадав его мысли - схватил за руку и прошипел:

- Если ты вмешаешься, он тебя по стенке размажет. Поверь мне.

Джунсу пару раз непонимающе моргнул, а потом до него дошло, что он всего лишь случайный знакомый, который не имеет никакого права даже на простые прикосновения. Но аккуратно скользящие по клавишам пальцы гипнотизировали его. Ючону, кажется, даже не нужно было смотреть на клавиатуру: его глаза были закрыты, а сам парень раскачивался в такт мелодии, нажимая драными конверсами на идеально блестящие педали.

Фотограф готов был сам себе дать пощечину за то, что так поверхностно судил об этом пианисте сначала. Теперь он видел истинную сущность, чистую квинтэссенцию таланта, не замутненную ничем. Этому парню не нужны были слушатели, ценители и те, кто будут восхвалять его. Ему достаточно самого себя, музыки и…

Внезапно Ючон открыл глаза и, повернувшись к Джунсу, одними губами произнес:

- Это ты.

Джунсу не сразу понял, в чем смысл. Спустя мгновенье до него дошло, что пианист за короткий разговор прочитал его, как книгу. Не зная подробностей, он все почувствовал. И то, что он играл, было не заранее сочиненной мелодией, а импровизацией, создаваемой в эту самую секунду. В мыслях о Ючоне фотограф не заметил, как уснул, сидя на высоком табурете. Уронив голову на руки, он думал о пианисте и во сне, представляя, как тот протягивает к нему холодные ладони. Длинными пальцами хватает за края футболки и тянет вверх, заставляя Джунсу поднять руки и тем самым помочь снять лишнюю одежду. Фотограф мог лишь смотреть на этого красивого, пусть чуть неухоженного, но такого невероятно привлекательного парня, и позволять ему делать с собой что угодно. Ючон вел кончиками пальцев по лицу Джунсу, оглаживая брови, целуя веки, трогая нежную кожу за ушами, прикасаясь к пухлым губам, потом опуская руки на грудь, обводя круговыми движениями соски - и лишь потом прижимая парня к себе и мягко целуя в шею. Джунсу горел от такой щемящей нежности, обнимая музыканта в ответ, чувствуя его тепло сквозь белую рубашку голым животом. Фотограф знал Ючона, хотя скорее чувствовал, что он любит вишни, любит спать на животе, любит крепкий, но холодный кофе, никогда не завтракает, иногда не обедает, редко ужинает и вообще потерян во времени суток. Джунсу знал, что тот ласков и чувствителен, что пианист всегда втягивает живот, когда он прикасается к нему. Он все это уже знал, хотя они знакомы всего пару часов и это всего лишь сон.

Внезапно Джунсу проснулся. Его мутило, а все вокруг раскачивалось. Через мгновение он понял, что кто-то несет его на спине. Протянув руки и дотронувшись до живота, Джунсу уже знал, что это Ючон. И уже через мгновенье он снова спал.

Фотограф открыл глаза и тут же закрыл их обратно: яркий свет слепил и резал. Накрывшись с головой одеялом, парень свернулся калачиком, но в процессе почувствовал кожей кого-то еще. Перевернувшись и чуть-чуть приоткрыв левый глаз, Джунсу увидел спящего Ючона. Музыкант спал на животе, открывая взору плавные изгибы широкой спины. Фотограф тут же заглянул под одеяло, но сам он был в трусах, а на пианисте были пижамные штаны.

- Ничего не было. Ты вырубился, и я притащил тебя к себе. А кровать у меня одна, уж прости, - хриплым со сна голосом сказал Ючон, переворачиваясь на спину, а затем садясь на постели.

Подтянув упавшие штаны, пианист вышел из комнаты. Джунсу потер пальцами глаза, потянулся, встал и, натянув лишь джинсы, отправился в след за парнем. Тот обнаружился на крохотной кухне, в которую не влезло ничего, кроме кухонного гарнитура, – ни стола, ни стульев. Но зато терраса была огромна. Фотограф направился туда, попутно ища часы на полочках кухни, на стене или хоть где-нибудь.

- Шесть утра, если ты об этом! – крикнул из кухни Ючон, а потом вышел к Джунсу с двумя кружками кофе. – Если у тебя много вещей, здесь будет тяжело вдвоем, но мы можем поискать другое жилье.


contador visitas